троя Немец Шлиман выслеживал древнюю Трою. Он ходил вдоль воды, он стучал по камням и молился. Запирался в Берлине, всю ночь утомлялся мечтою, Плавал в красных морях и на чёрной гречанке женился. Не пугало его громыхание крупповских пушек, Клокотанье иприта в горячей утробе реторты, Ему было плевать, что мальтийский магистр задушен, Что парижские комики падают в липкие торты. И однажды случайно открыв телефонную книгу, Он узрел этот номер- две точки напротив семёрки. И он понял намёк и признал Соломонову Лигу И отправил депешу Ульянову-Ленину в Горки. Немец Шлиман писал- "Бога нет, уважаемый фюрер! Кони бледные вышли и скачут и нюхают мёртвых. Этот факт хорошо отразил в своей графике Дюрер, Живший в смутное время знамений и тайных абортов. Его друг Парацельс - тот что пробовал трупное мясо, Тоже знал континент за пределами школьной программы... Атлантида видна в первый миг комендантского часа, Как зелёная искра на третьем луче пентаграммы." Так закончил депешу подтянутый, чопорный Шлиман. Его взгляд засквозил, проникая всё глубже и глубже Мимо первого Рима и мимо последнего Рима Через центр креста, через чакру и дальше - наружу. рим Кричит несчастный император! В нем корни Рима воспалились... Болят и чешутся колонны, И кровли медные в нарывах. "О вы, мои центурионы! В песках скрипучих Иудеи, В лесах Германии дремучих, На островах цветной Ахейи - Вы дерзко медлите, злодеи, И враг ползет змеей шипучей Или слоном огромным топчет, Или грохочет конной лавой, Или египетской отравой Он каплет в чашу Колизея!" - Так выл несчастный Марк Аврелий На десять вдов похожий в горе. И он вошел в библиотеку И запихал в мешок походный Сенеку, Публия Назона, Шекспира, Ницше и Гомера, И Достоевского с Эзопом, Затем все это сжег в камине, Засунул голову в подтопок И с треском ел над пеплом мясо. Когда в чертог вошла Августа, Аврелий умывал колени. Его расслабил вандализм. Он ей сказал - "Свари цикуты! Настал наш черный день - сегодня Романов предал дело Рима! С врагами мягкий, как бумага - Ни царь, а пушкинская няня, Он Русь профукал через пушки, Героев сплавил на "Варяге" В глухую дельту Эридана... Теперь вокруг японцы бродят! Японцы хуже чем германцы! У них богов ужасно много И потому они бессмертны! Но я в Монголию поеду - Клянусь сегодня же, немедля, И там в песках за Керуленом Найду кочевье Чингиз-Хана! Я умолять монгола стану, Чтоб он скорей взглянул на звезды - И если будет знак хороший Вручу ему ключи от танков, От автоматов магазины, И от ракет боеголовки!" - Так распинался Марк Аврелий Перед божественной Августой, Но постепенно утомленье Ему свело блаженством члены... Он завернулся в тонкий пурпур, Он завалился под оливу И там уснул - похож на сливу Иль на личинку махоона. осиновый сад Заблудился Иван, как последний дурак! Мол язык доведёт, мол свинья не объест... Все дороги - до Рима, а эта - в овраг. Тридцать три - напрямик. Только эта - в объезд. Бормотали попы у чужих алтарей, Да крестили зверей в раззорённых церквях, И никто не смекнул окропить козырей, Коль Василий - в блаженстве, а Спас - на кровях. Православный обряд всех святых выносил, То-ли лад, то-ли мат... Видно дьяк не тверёз... Свечку ставил Иван и просил-голосил, Чтобы в райском саду насажали берёз. Утешал его Пётр, ключами бренчал - Дескать нету берёз, но осин - завались. А Иван всё своё. И святой осердчал - "Не бывать по сему, хоть молись-замолись!" Как припал тут Иван образа целовать, Так пошла благодать изо всех волостей, И всё молится он через мать - перемать - Раз постом , два - крестом, а на третий - плетей! Раз постом, два крестом , а на третий - плетей, А потом - топором, чтоб костей не собрать... Только врёшь - не возмёшь! Нарожали детей. Значит будет кому на Руси умирать. федотовский путь Перепутаны ветви и смята трава. Дождь прошёл и ужасно намокли дрова. Сокрушился кладбищенский сторож Федот! Чем он будет топить свою печь в Новый Год? Новый Год наступает среди темноты, И Федот матюгаясь идёт по кресты... Он ломает кресты и несёт на плечах, Чтобы сжечь их в своих ненасытных печах. А звезда полуночная в небе горит! Весь федотовский путь её светом залит! И трепещет Федот, как листок на воде, Тянет руки свои к Новогодней Звезде! И смеётся Федот, как младенец грудной, И покойник любой - для него, как родной, И покойники нежно глядят сквозь кусты, Как Федот в небеса отпускает кресты. Словно чёрные птицы навстречу грозе, Три огромных креста вознеслись ко Звезде! Развесёлый и пьяный гудел Новый Год, И лежал на снегу умилённый Федот. мгла Призывая в горячей мгле, Охраняя свои снега, Хороня города в золе, Разрушая очаг врага, Ты не верил в свою правоту, И поэтому жил не так. Мысли падали на лету: Это скверно, но это - факт . Стены в мраморе, пол в дерьме. В окна дует, но печь горит. Светлый идол живёт в бревне, Но резец, к сожаленью, спит. Обречённые пьют вино, Утончённые - жгут себя. Это пакостное кино Невозможно смотреть любя. Ты в безумии рвал экран, Голый провод в руках искрил... А потом ты взорвал уран, Доказав, что конечен мир.